Сильная и красивая женщина Жанетта Елфимова, мама певца Петра Елфимова, по-прежнему любит сказки и живет, как в сказке. Хотя «ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой» не дремлют и жужжат по углам…

– Дирижер хора – профессия мужская. А вы держитесь тридцать лет. Не могли бы вспомнить случай, когда пришлось собрать всю волю в кулак?..

– Мы подготовили вечер уважаемого педагога. А в три часа дня перед самым концертом я узнаю, что музыкантам запретили в нем участвовать. Но все прошло прекрасно. Помогли преданные души, не связанные с ближним кругом чиновников. Обидно, что наказали ни за что. Или за то, что следую девизу семьи Гриневых из «Капитанской дочки»: «За лаской начальства не гоняйся».

– И как вы из несчастья делаете счастье?

– Чем хуже – тем лучше. Ныряю в работу! У меня всегда перед глазами любимое стихотворение Валентина Гафта «Спасибо всем, кто нам мешает»: «Ну как мудреть и развиваться без этих добрых злых людей? Из ими созданных препятствий возникнут тысячи идей, наполненных добром и светом…»

– Ваш Академический хор «Мозаика» Могилевского колледжа Н. Римского-Корсакова – победитель международных конкурсов – впечатляет, как институт благородных девиц. Как «Лучшая по профессии» воспитывает своих «смолянок»?

– По традиции, как воспитывали меня. Классный руководитель оставляла девочек после уроков и вводила в уши правила этикета. Чтобы прилично выглядеть, на тебе не должно быть более трех цветов! И эти цвета должны гар-мо-ни-ро-вать! Не люблю неопрятности, небрежности – и ругаю за мятые кофты, легинсы, тапки. Может, девочки обижаются и жужжат по углам… Но красота хора «смолянок» себя оправдывает.

Я все время рассказываю такой случай: в Польше студент надел бархатный пиджак и бабочку – такой элегантный! Пришел на занятие, а профессор как закричит: «Как вы позволили себе сесть за рояль в джинсах?!»

– Дирижер хора не может быть аморфным человеком, – подключается к нашей беседе бывшая ученица, ныне коллега Валентина Глущенко. – Мамы только руками всплескивают! Не понимаем, что за чары у Жанетты Геннадьевны! Она сама горит и светится – и все сорок хористов вокруг нее тоже начинают гореть и светиться.

Наша Жанген – фея! Она, как в сказке «Золушка», стала моей крестной. Из Быховской музыкальной школы пришел запрос на хоровика – и Жанетта Елфимова, как заведующая хоровым отделением, послала меня туда! Как оказалось, прямо на бал! Там в кабинет директора школы вошел ее сын. Как оказалось, мой Принц! В январе мы познакомились – в июле сыграли свадьбу и двадцать лет вместе рука в руке! На свадебном пиру Петя пел свою первую песню «Пара лебедей».

Между прочим, названым крестным Петра Елфимова стал сам Ровдо.

– Жанетта Геннадьевна, это ведь благодаря вашей просьбе  Ровдо возглавил жюри Международного фестиваля духовной музыки «Магутны Божа»?

– Да, было дело. Говорят, не сотвори себе кумира. Но Ровдо был кумиром! Портрет Народного артиста СССР, человека-энциклопедии всегда передо мной. Только представьте, учился одновременно и в Литовской консерватории,  и в Вильнюсском университете! Получил две специальности: дирижера-хоровика и… хирурга! Поступил в аспирантуру Московской консерватории имени П.И. Чайковского и при этом работал хормейстером в училище у А.В. Свешникова. Свешников – величина номер один!

Ровдо первым в БССР начал возрождать традиции духовной музыки. Вот какие титаны жили раньше на земле!

…Тем летом я сдавала госы, и мама с Петей приехали ко мне. Сыну – три года. Стоим возле консерватории, и навстречу идет Виктор Владимирович. Заметил малыша: «О, мужик! Дай пять!» Тот шлеп его по ладошке! Профессор расхохотался: «Молодец! Крестником моим будешь. Приезжай поступать лет через пятнадцать». Так все и произошло.

На 70-летний юбилей я поздравляла Ровдо со сцены, он приподнялся и спросил на весь зал: «Где-то мой крестник?» И Петр, уже студент Академии музыки, встал навстречу. Названый крестный благословил его на эстраду: «Вот, думал, Ленский будет, а он микрофон в руки взял! И хорошо взял!»

– «И царица над ребенком, как орлица над орленком…» Насколько близки вам эти слова из «Сказки о царе Салтане»?

– Я при малейшей тревоге широко распахивала крылья: оградить своих птенцов от опасности. Старшему Пете было девять месяцев, когда он с воспалением легких попал в больницу. А на окне изнутри палаты такая наморозь, несет таким холодом! Приходит массажистка: раздевайте! «Ни за что!» – говорю ей.

Поздно вечером убаюкала сына – является медсестра. Уколоть сонное дитя. До этого они смотрели «Рабыню Изауру». А ведь наши предки знали: разбудить спящего – святотатство! К младенцу не подпустила. Меня так и прозвали бешеной мамашей.

Младший Женя попал в больницу в три с половиной года, так я уговорила врачей оставить меня ночевать в палате. Пристроилась с подушкой у холодной батареи, а днем убирала за детьми как санитарка.

– По-прежнему бросаетесь защищать своих мальчиков?

– Они выросли мужчинами и рано отпочковались. Не позволяю себе вмешиваться в жизнь взрослых людей.

– Вы предполагали, что Петр так высоко взлетит: живет в Москве, им восхищаются мэтры эстрады, его показывают по каналам «ОРТ» и «Россия»…

– Ни за что! Когда Петя уже учился на вокальном отделении, позвонил профессор Скоробогатов: «Почему ты не сказала, что сын поступает в Академию музыки?!» Я ответила: «Знаете, если он чего-то стоит, сам пробьет себе дорогу!»

Главное, приучить к труду. Сыну я выдвигала требования: не сдашь фортепиано – не поедешь на конкурс вокалистов «Халі-Хало»!

– Когда вы впервые отметили для себя магию таланта Петра Елфимова?

– В Торуни. Нас позвали туда в сложные девяностые: поляки тогда помогали нам выживать. Хотя каким боком мой хор «Спадчына» к рок-фестивалю?! Выдали нам бейджики «Дужа сцена». Душа у нас пела!

После выступления вышли на улицу и встали прямо под деревом. Как запоем! Торунчане обступили нас: «Откуда взялся уличный хор?» Папарацци тут же щелк, щелк сенсацию. Пошли с песнями в гостиницу – и все за нами! Петр с гитарой впереди, как Христос в поэме «Двенадцать» Блока! «В белом венчике из роз»…

Торунь – город из сказки. Там памятник лягушкам стоит, по-польски – «жабкам».

– У Всеволода Гаршина есть «Сказка о жабе и розе»…

– Люди тоже бывают приземленными и возвышенными. Никогда не понимала радости от шопинга. Могу «шопнуть» раз в год – и все! Лежать брюхом кверху на пляже – это тоже не про меня. Мне важно познавать. Могу взять на юг «Методику резонансного пения» Морозова, стоять и читать на пляже, к ужасу отдыхающих.

В Крыму сбылась моя мечта: увидеть Бахчисарайский фонтан. Пушкин так все это описал! «Фонтан любви, фонтан живой! Принес я в дар тебе две розы…»

Хотя, кажется, простой мраморный столб. Но скульптор вдохнул в камень душу мужчины, который познал любовь! А ведь про сердце хана Гирея говорили, что оно из шерсти. Камень и железо отзываются, если хорошо постучать, шерсть же не откликнется никогда.

Я стою перед Фонтаном слез, смотрю, как плачет камень, как из него скатывается мужская скупая слеза – и душа замирает, сердце бьется в упоенье! А дама рядом цедит сквозь зубы: ну, не знаю, меня не вставило! Свою радость она нашла под деревом, где фонтанировали духи.

Материальная сторона жизни многим понятнее, чем духовная.

– Кто составляет ваш ближний круг?

– Творческие люди. Крестная моего младшего сына Ирина Пекарская, дирижер хора Могилевского филиала БГАМ. Мои ученики… Карина Карапетян – беженка из Армении. Поступала в колледж и сделала в диктанте… 38 ошибок! Но мы в девочку поверили, и она все наверстала. Пчела невероятная! Есть шутливое правило: если ты болен или умер, то должен воскреснуть и прийти на хор. Так и в случае с Карапетянами: я должна воскреснуть и прийти к ним на Рождество или Пасху. Дружим и с Юрой Городецким, солистом Большого театра оперы. Поддерживаем отношения и с Павлом Бердниковым, солистом «Хора Турецкого». Мои ученики заняли достойную нишу в мире искусства.

– Кого исключаете из ближнего круга?

– Завистников, сплетников, клеветников. Зависть – самое поганое чувство. Мама моя говорила: «Доченька, как ты жить собираешься?» А я вечно душу распахну: называется, плюньте, пожалуйста! Вот таких плевков не прощаю.

Если я разочаровалась, то ругаться не буду, просто застыну камнем, как Татьяна в «Евгении Онегине», и уйду. Руки больше не подам, сведу общение к минимуму. Это мамины уроки: «Не ходи туда, где тебя обижают».

– Завидуют ведь и просто радостному настроению.

– А как иначе? Ребенок пришел на занятие с радостью, и он не должен видеть твое изнеможение. Я люблю фильм «Благословите женщину», где (смертельно больная!) героиня говорит: «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать и всем мое почтение».

Мама моя никогда не унывала. Она была настолько светлым человеком, что даже седина у нее была белоснежная. Хотя поводы для грусти жизнь давала. Отец, царство ему небесное, воспитанием нас не угнетал: дитя войны, он сильно выпивал, не мог отказать «друзьям». Мама несла папу, как свой крест: видели глаза, что руки брали. Жалела и досматривала мужа до конца.

По маминой линии женщины у нас гораздо сильнее мужчин. Мама просыпалась с утра и погружалась в дела. На Пасху не ложилась спать до трех ночи, пока каждый уголочек не вылижет и не повесит чистые шторочки. Наш дом на Карабановке сиял чистотой невероятной! У мамочки и на тринадцати сотках был порядок идеальный. Она возделывала нас с младшим братом и возделывала свой сад.

– Как вы выбирали мужа?

– После беды с папой главным для меня было, чтобы не пил, не курил. Петр Елфимов-старший тоже закончил консерваторию, как хоровик. Папа-бас плюс Мама-сопрано – вот и получился Сын-тенор. Петр Петрович Елфимов.

Муж – певчий в хоре Храма Трех святителей. Мамы не стало – и он уже два года каждый вечер ходит в дом кормить собаку и кота. В нашей семье никого не предают.

– Это мама вас так назвала?

– По соседству жила девочка Жанна – настоящий ангелок. Когда я родилась, мама нашла в словарике Жанетту и подумала: зачем две Жанны – пусть одна будет Жанетта. Так и случилось. В школе, во Дворце пионеров, в музыкальном училище, консерватории – везде я была одна. Жанетта – значит «любимая Богом». Я так себя и ощущаю! Бабушка из Каунаса приезжала погостить на лето и воздевала руки к небу: «Ну не знаю, что из этой девочки вырастет! В старших классах, а все еще читает сказки!» А я зачитывала ей конец – сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.

Елена Максимова, фото из семейного архива Елфимовых