Сын ошибок трудных

Даже не самый эрудированный читатель признал в заголовке слова из не дописанного Александром Сергеевичем стихотворения. Но, несмотря на то, что народные «мудрости» назначают виновным и ответственным за все Пушкина, разговор у нас сегодня пойдет не о нем. А — заголовок не врет! — о детях, ошибках, трудностях. Проще говоря, об опыте.

О, сколько нам открытий чудных готовит «гугл» — лишь вопроси. Спасибо, А.С.!

Стоило лишь ввести заветное слово, выяснилось: об опыте не высказывался только… ленивый? Мертвый!

Пушкин, кстати, полагал, что к беде неопытность ведет. Но попробуем придать человеческой мысли некоторый порядок.

Опыт

Информация о том, что думали об опыте, скажем, кроманьонцы, до нас не дошла. Хотя передать его они пытались (см. наскальные росписи). С античностью нам повезло больше.

Древний афинянин Сократ — с которым я мог бы поспорить количеством волос на затылке, но не шириной лба — говаривал: все, что человек говорит не из собственного опыта, недостойно доверия. А древний, но римский поэт Овидий попросту призывал верить опыту. Его соотечественник Юлий Цезарь убеждал: опыт — всему учитель. С ним были солидарны: еще один римлянин Вергилий, волею Данте сделавшийся проводником того по аду; создатель «рыцаря печального образа» Сервантес и сманивший многих  в прерии Фенимор Купер. Они же  добавляли к «учителю» эпитет «лучший».

Автор знаменитого автопортрета Леонардо да Винчи уверял: единственный критерий истины — опыт, а мудрость — дочь его. Известный, в частности, длиной и формой своего языка Эйнштейн не спорил, называя опыт единственным источником знаний.

Японец Акутагава Рюноскэ, столетие назад изобретший прибор для измерения ценности произведения искусства «мензуру Зоили», полагал: опыт позволяет с возрастом приобрести совесть.

Отец Эсмеральды и Квазимодо романтик Виктор Гюго относился к опыту с сомнением: мол, он бывает разным — хорошая натура на нем созревает, плохая — растлевается.

Соотечественник Виктора Оноре, поведавший многое о куртизанках и «выделавший» шагреневую кожу, слыл реалистом и пессимистом: мол, опыт — это планомерное выпалывание того, что мы вырастили в сердце своем в юности.

Мир вообще с течением времени — с опытом? — обретал все больший скепсис. Поэтому все чаще рождались вот такие перлы:

Опыт — это длинная цепь ошибок. Есть люди, которые ничего не получили, кроме опыта. Опыт — гребень, который дарит нам жизнь, когда мы уже лишились волос. Опыт — название, которое каждый дает своим ошибкам. Опыт — совокупность наших разочарований. Наш опыт заключается скорее в утраченных иллюзиях, нежели в обретенной мудрости.

Впрочем, скептиками были (и остаются) далеко не все. Так, автор лучшего вступления к лекции Марк Твен — «Юлий Цезарь умер. Шекспир умер. Наполеон умер. Я тоже чувствую себя не совсем здоровым…» — оценивал опыт так:

— Кошка, присевшая на горячую печку, уже никогда не сядет на горячую печку. Но никогда не сядет и на холодную.

Или вот замечание современного афориста:

— Только подумаешь: вот оно, счастье! Смотришь: а, нет, опять опыт.

На этой, кгм, оптимистичной ноте можно бы и завершить данный текст. Не тягаться же, в самом деле, с Сократом и Бальзаком, Твеном и Уайлдом! С другой стороны, имя мне «груздь». Так что некоторое время еще поворочаюсь в пространстве «кузова».

Эксперимент

Как понимает опытный читатель, я не стал бы затевать разговор, если бы хотел просто разворошить улей вековой мудрости. Это можно сделать и без моей помощи. Поэтому оставим этих пчел делать мед, правильный и не очень, и перейдем к простым и даже простейшим, как амеба, вещам.

Как многие люди (пере)зрелого возраста, я сталкиваюсь с одной проблемой. Важной и болезненной.

Да, понятно и славно, что — как в песне — «старикам везде у нас почет». Да, естественно и понятно, отчего и почему «молодым везде у нас дорога». Но! Обидно, что на этих «дорогах» мне нет места. Я бы, казалось, многим мог помочь, подсказать, оберечь, улучшить, «расширшить и углыбжить»… . И это порой раздражает. А иногда и бесит.

Что с того, что ты — следом за древнеримским автором комедий Плавтом — увещеваешь молодых: мол, приятнее, если ты поумнел от опыта других, чем другие от твоего. Не слушают! Еще и раздражаются, что лезешь со своим опытом, когда не просят. И напрасно успокаивает французский поэт и драматург Жюль Ренар, что опыт — полезный подарок, которым никогда не пользуются. Легче-то не становится. Что делать?

Посидеть. Подумать. Полистать те же чужие мудрые мысли. Снова подумать, точнее, вдуматься.

Оскар Уайлд отрезал: старик верит всему, человек среднего возраста сомневается во всем, молодой знает все. И зачем тому, кто «знает все», ваш опыт?

Знаменитости добивают:

Один опыт я ставлю выше, чем тысячу мнений, рожденных воображением (Ломоносов).

Нельзя иметь верного понятия о том, что не испытано (Вольтер).

Грамм собственного опыта стоит дороже тонны чужих наставлений (Махатма Ганди).

Не поспоришь. Если не забыл, что сам был молодым. Помнишь, как приобретал опыт.

Чужой опыт — он, скажем так, «книжный», не практический — умозрительный. Тот, с кем им делятся, по-настоящему серьезно его не воспримет.

Как быть? Если хочется уберечь их — детей и внуков, своих и чужих — от боли и страданий?

Ну, что тут можно сказать?

Привести еще одну цитату — из Эдуарда Лимонова, что без боли и страданий человек не может стать человеком?

Или — от американского писателя-юмориста Генри Уилера Шоу, что опыт породил больше робких людей, чем умных?

Или — от французского писателя Жана Дюша, что отсутствие опыта позволяет молодости совершать то, что старость считает невозможным?

Прочесть. Осознать. Вдуматься в последнюю к данному случаю цитату — из Оскара Уайлда, что эгоизм — это не значит жить так, как хочешь, это требовать от других жить так, как вы этого хотите.

И — осознав свой эгоизм! — продолжать… лезть к молодым со своим опытом. Но аккуратно, в качестве прививки. Чтобы они приобрели свой опыт. Но при этом не «убились», а — вместе с опытом — приобрели и «иммунитет».