В прошедшую пятницу редакция газеты провела «круглый стол» «Куропаты — мемориал памяти и скорби». Несмотря на то что событиям, которые произошли в этом лесном урочище недалеко от Минска, более 75 лет, тема политических репрессий, которые происходили на нашей территории в 20 — 50–е годы XX века, по–прежнему волнует общественность. Абсолютное большинство наших современников с негодованием относятся к самому факту незаконных политических репрессий, когда вследствие радикальных политических доктрин в жертву приносились люди, которых затем признавали невиновными и реабилитировали. В том, что эти времена и нравы не должны повториться, в обществе существует определенный консенсус.

Но идет время, сменяются поколения. И некоторые вопросы начинают обсуждаться тенденциозно, с учетом сиюминутных воззрений и политических интересов. Надо прямо признать, что руководство нынешней суверенной Беларуси неоднократно возвращалось к этой теме. Во–первых, Генпрокуратуре, КГБ ставились задачи еще и еще раз вернуться к проблеме, выяснить все белые пятна, добиться того, чтобы ни один из невинно пострадавших людей не остался бы нереабилитированным, чтобы в соответствии с законодательством незаконно репрессированные люди, их родственники получили соответствующую материальную компенсацию. При этом, естественно, учитывалось, что процесс этот далеко не однозначный. Хотя бы потому, что многие из тех, кто в сороковые годы был осужден на территории БССР и в других местах за службу нацистам, активное участие в расправах над мирными советскими гражданами, коллаборационисты всех мастей реабилитации не подлежат. Даже из этого факта можно сделать вывод, сколь сложна и многогранна эта проблема.

После того как общественности стало известно о массовых захоронениях в Куропатах, мнения на этот счет полярно разделились. Некоторые люди с упорством, как говорится, достойным лучшего применения, стали старательно отыскивать «факты», которые должны были убедить всех, что органы НКВД не имеют никакого отношения к массовому кладбищу, что это, мол, дело рук нацистов, а раз так, то чего, дескать, и беспокоиться?.. Общественности, ученым, экспертам пришлось вести большую работу, целью которой было установление истины.

Истина же заключалась в том, что лесное урочище Куропаты является местом захоронения жертв незаконных и аморальных политических репрессий. Однако дальнейшая логика событий показала, что определенное равнодушие местной власти к проблеме Куропат, нежелание развернуть позитивную работу по увековечиванию памяти невинных жертв привели к тому, что определенный вакуум заполнили различные политические силы, фактически «приватизировав» Куропаты. Критики заслуживает и студенческая корпорация, которая самоустранилась. Достаточно сказать, что за последнюю четверть века минские студенты ни разу не вышли на субботник, толоку по благоустройству, приведению кладбища в порядок. Спасибо энтузиастам, которые не ленились это делать, которые установили памятные кресты по периметру урочища и по мере сил поддерживали благоустройство.

Нельзя не отметить, что, к сожалению, тема Куропат стала и площадкой, которую некоторые хотят сделать ярмаркой тщеславия. Звучат призывы чуть ли не эксгумировать все останки, проводить некие генные исследования… Некоторые деятели, в том числе и духовные особы, вдруг заговорили о необходимости какого–то «всенародного покаяния». Хочется сказать этим господам, чтобы они успокоились и не использовали скорбную тему как подставку для того, чтобы увеличить собственный рост. Во–первых, нужно понимать, что нынешняя Беларусь, ее руководство, органы государственной безопасности не имеют ничего общего с теми эксцессами, которые происходили 75 лет назад. Да и никто из нас, уважаемые читатели, не имеет никакого личного отношения к тем политическим процессам и репрессиям. Так с какой стати, а главное — перед кем мы будем каяться и кто тщится стать экзаменатором этого процесса? Не лучше ли принять личное участие в мероприятиях, которые рекомендует государству и обществу «круглый стол» в редакции газеты «СБ». Вкратце они таковы. Нужно сделать все зависящее от каждого, чтобы как можно решительнее убирать из нашей духовной и общественной жизни все, что в состоянии разъединить белорусов, вести к конфронтациям, стало быть, ослаблять наш общий дом, нашу страну. В память о невинно убиенных и похороненных в разных уголках Беларуси в те годы участники «круглого стола» предлагают создать в Куропатах Всебелорусский мемориал памяти и скорби. При помощи государства, всех белорусов, независимо от их конфессиональных и политических пристрастий, нам нужно создать на месте захоронения памятный знак, облагородить территорию, сообща поддерживать на ней такой порядок, чтобы каждый желающий мог прийти и воздать должное памяти наших предков. В этом процессе главное место должно принадлежать государственным органам и общественности, политическим и молодежным организациям, партиям. Туда должны приходить ребята из БРСМ и «молодофронтовцы», все, кто любит Беларусь и желает ей добра. Куропаты должны стать настоящим общенациональным мемориалом. Вот о чем говорили участники «круглого стола».

В дискуссии на «круглом столе» участвовали первый заместитель председателя КГБ генерал–майор Игорь СЕРГЕЕНКО, уполномоченный по делам религий и национальностей Леонид ГУЛЯКО, член-корреспондент Национальной академии наук, доктор исторических наук Александр КОВАЛЕНЯ, декан факультета международных отношений БГУ доктор исторических наук Виктор Шадурский, доцент кафедры факультета международных отношений БГУ, кандидат исторических наук Игорь КУЗНЕЦОВ и кандидат исторических наук Владимир АДАМУШКО. Вел дискуссию главный редактор «СБ».

П.Якубович: 2017 год богат на юбилейные, исторические даты. Это и столетие Февральской и Октябрьской революций, а также 80–летие политических репрессий 1937 года, пика большого террора, явления совершенно незаконного и аморального по своей сути. Мы собрались, чтобы обсудить некоторые исторические уроки прошлого, высказать мнение по Куропатам как символа жертв тоталитарных репрессий, проанализировать статус и место Куропат в истории белорусского народа.

Все мы прекрасно знаем, что незаконные политические репрессии, произошедшие в СССР в 1920 — 1950–х годах, признаны, установлены, решительно осуждены обществом и безусловно не должны повториться.

Это — главный лейтмотив нашего разговора.

Хотелось бы знать ваше мнение по этому большому и во многих случаях недостаточно осмысленному еще кругу политических, философских и общественных вопросов.

И.Кузнецов: Вот еще одна дата. 80 лет тому назад именно в эти дни в Москве начал работу февральско–мартовский пленум ЦК ВКП(б) под председательством Сталина, который фактически провозгласил курс на «большой террор». Что стало его порождением — субъективные или объективные факторы? Был ли этот процесс спонтанным в силу того, что руководство партийных органов на местах неправильно понимало свои задачи? Могли ли руководители республиканских, областных органов инициативно начать массовые операции по арестам и расстрелам или они получили недвусмысленную команду из Москвы?

Есть множество версий по этому поводу.

Да, действительно, Октябрьская революция свершилась под светлыми идеалами и лозунгами справедливости. Но столкновение разных политических и классовых групп, гражданская война и непримиримость идеологических установок привели к беспощадной борьбе, в том числе и среди руководителей партии большевиков. Во многих случаях ставка делалась на силу. Это и создание Всероссийской чрезвычайной комиссии в декабре 1917 года, и чистка «военспецов» в 1930 году, и «шахтинское дело», процесс «Промпартии», и массовая коллективизация 1929 — 1932 годов, когда сотни тысяч крестьян, в том числе проживавших в БССР, оказались в лесах Коми, сибирских болотах, у полярного круга.

Подчеркну: старт «массовых операций» конкретно был дан на упомянутом пленуме. В столицы республик, краевые и областные центры 30 июля 1937 года пришел приказ № 00447 за подписью наркомвнудел СССР Ежова об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов. По сути, это был первый репрессивный приказ, детально предписывавший, кого арестовывать, кого и как допрашивать, как «оформлять» уголовные дела, как формировать «тройки», был установлен порядок этапирования, расстрелов, были спущены «лимиты» на расстрелы.

П.Якубович: Уточню: приказу НКВД все–таки предшествовала директива Политбюро ЦК за подписью Сталин — Молотов, давшая Ежову политическое основание издать свой детальный приказ. Очень важно понимать, что все эти спецоперации, спецсуды, «тройки», экзекуции — не самодеятельность неких зарвавшихся руководителей органов НКВД. Им были доведены точные и недвусмысленные указания, партдирективы, следствием которых и стали последующие «боевые» приказы о проведении единообразных, не допускающих различных толкований смысла и хода репрессий на территории всего СССР.

И.Кузнецов: Известны польская, немецкая, латышская операции. То есть репрессии проводились и по национальному признаку.

П.Якубович: Коллега, возражу вам. Репрессии проводились все–таки не по национальному признаку, а по классовому, исходя из понимания «классовой борьбы» тех лет. Не будем запутывать читателя. Польша и Латвия к 1937 году считались в политическом руководстве СССР наиболее вероятными врагами. Против уроженцев этих стран, бывших когда–то подданными Российской империи, и был направлен удар. Операция по приказу № 00486 в БССР (борьба с полумифической польской Военной организацией) тоже проводилась совсем не по этническому принципу. Ее жертвами стали польские перебежчики, активные деятели КПЗБ из числа белорусов, крестьяне приграничных районов. Подозреваемые в антисоветской деятельности, поляки, белорусы, евреи — это все жертвы параноидальных подозрений Сталина и его окружения во вселенском заговоре «врагов народа». Давайте говорить о политических репрессиях, потому что во главу угла в тридцатые и последующие годы ставилась не борьба с каким бы то ни было народом, а догматические идейные принципы, ну и, конечно, борьба за власть внутри партии. Разумеется, для погибших это уже не важно, но историческая правда должна соблюдаться.

И.Кузнецов: Анализ данных по 80 тысячам реабилитированных (из более чем 250 тысяч репрессированных судебными и несудебными органами) показал: до 70 процентов составляли белорусы, около 20 процентов — поляки, остальные — евреи, русские и представители других национальностей.

П.Якубович: О чем говорят эти цифры? Понятно, что на территории Белоруссии белорусов было больше всего. Ненцы и немцы у нас массово не жили. И крайне дилетантски, а иногда подло говорить, что это, мол, «русские большевики» решили уничтожить в 1937 году белорусскую элиту. Вздор! Руководство партии и НКВД сами были людьми без национальностей, в этом смысле террор был безликим. Что с того, что Ежов родился в польско–белорусском селе, нарком Берман в Забайкалье, а первый секретарь ЦК КП(б)Б Шарангович, правивший в 1937 году в Минске, происходил из нарочанского села Кочаны? А Сталин был вообще грузин Джугашвили? На ваш взгляд, с точки зрения морали, нравственности, укрепления единства белорусского народа какой урок следует извлечь из тех трагических лет?

И.Кузнецов: К сожалению, на мой взгляд, мы этот урок не извлекли. Прошло 25 лет нашей независимости, а мы не сделали нужного шага в этом направлении. В Беларуси за эти годы не открыт ни один мемориальный знак с участием государства. А как этот период отражен в наших учебниках? Выросло поколение молодых людей, которое не застало начала 1990–х, когда была масса публикаций по этой теме, когда мы узнали о персоналиях, о местах массовых захоронений, о Куропатах. В начале 1990–х годов в Институте истории Академии наук была создана рабочая группа, которая занималась этим вопросом. А потом к 1998 году ее деятельность постепенно сошла на нет.

П.Якубович: Ну, говорить о том, что «ничего не сделано», не совсем корректно, потому что по поручению Президента прошла волна реабилитации тех лиц, уголовные дела которых по разным причинам ранее не изучались. В 1995 — 1998 годах, знаю, было много обращений родственников репрессированных, которые знакомились с архивными делами, добивались реабилитации, материальной компенсации. Но было и равнодушие, и забвение, что касается Куропат и других мест захоронений. Это правда. Конечно, массовые репрессии — колоссальная травма для белорусского народа. С другой стороны, бесконечное раздирание ран, увлеченная погоня за сенсациями, дилетантское мифотворчество, «приватизация» истории оказывают не совсем здоровое влияние на сознание и даже психику подрастающего поколения. А по–моему, оно не должно здесь для себя делать открытий, а через учебники системно и серьезно изучать то, что произошло в 20–е — 50–е годы, последствия и масштабы трагедии. И понимать, что все это происходило на фоне поступательного развития страны, а по городам и селам БССР носились не только автозаки, но и тракторы, комбайны, строились города. Картина была очень разнообразной и далекой от всеобщей панихиды…

В.Шадурский: Политические репрессии — это трагедия и преступление одновременно. Сегодня нам порой трудно даже определить, кто там был жертвой. Репрессии напоминали собой топор, который сначала пытался рубить головы виноватым, а потом всем подряд, в том числе палачам. Они тоже есть среди жертв. Это большая трагедия для всех народов, и вряд ли мы имеем право говорить, что какая–то этническая группа пострадала больше либо меньше.

П.Якубович: Здесь тоже следует определиться в терминах. Мне слово «палач» не совсем понятно. Можно ли винить, скажем, комендантский взвод в расстреле? Он выполнял приказ, действовал в правовых рамках установленных правил. А поскольку значительная часть из этих «исполнителей» и следователей покоится в Куропатах, как–то не поднимается рука огульно назвать их «палачами». Такой же мрачный парадокс наблюдался во времена Французской революции — Робеспьер: палач или жертва, Марат, якобинцы?.. Кровавый парадокс имеется и в Куропатах, где в одной яме оказались и крестьяне, и дворяне, и царские жандармы, и комбриги Красной Армии, и бывшие белогвардейцы и начсостав НКВД.

В.Шадурский: Но мы знаем на примере конкретных судеб, как некоторые следователи в 1937 году применяли незаконные методы, пытки, как выбивались признания и показания из людей невинных абсолютно. Все это опубликовано, названы многие детали, поставлены фильмы и спектакли, написаны очень серьезные книги о причинах и следствиях террора. Поэтому нельзя сказать, что наше общество не вынесло никаких уроков из того периода. Другое дело, что уходит время, уходят свидетели, эта боль затихает и появляется много наносного.

И.Кузнецов: Да, действительно, можем ли мы предъявлять юридические претензии сотрудникам НКВД, выполнявшим приказ старших командиров? В Куропатах, например? По какому принципу мы теперь будем делить останки погибших в Куропатах? Одна из наших политических партий не устает повторять, что в Куропатах и других захоронениях «лежат только белорусы». Убитые кем? «Российским НКВД!» Во–первых, не было никакого «российского НКВД». А потом — в Куропатах захоронены представители многих национальностей. Однако появляется шумная и уверенная в себе группа, заявляющая, что нас интересуют только белорусы. Потом появятся те, кого интересуют, например, только поляки или только евреи… Научно ли это, гуманно, не раскалывает ли это наш народ?

В.Шадурский: Согласен с вами. Здесь очень опасно разделение жертв по конфессиям, этническому происхождению, политическим воззрениям и так далее. Очень недолго вернуться к сталинской идеологии: «бывшие люди», «лишенцы», «враги», «социально вредные» и так далее….

П.Якубович: Я не совсем понимаю механизм и цель такого разбора — разве что апеллировать к апостолу с его «ключами» — пусть расскажет, кто как себя вел в то безумное время? Главное все–таки в том, что общество должно наконец осознать, что, в частности, Куропаты — не полигон для эксгумаций и проведения медэкспертиз. Это — место массового захоронения, упокоения. Там, на мой взгляд, должен быть огромный, кричащий плакат: «Здесь похоронены люди». Не носители тех или иных политических взглядов, не фигуранты «ошибок» во время антитроцкистского партголосования 1927 года, не дутые «японские шпионы», а просто — люди. Как мы их разделим, на какие полочки положим их кости? Никак! Вот что мы обязаны, так это послать обществу месседж: давайте снимем головные уборы и тихо в душе помолимся! За всех, кто покоится под этими искусственно высаженными над ямами соснами. Очистимся и сделаем каждый на своем месте все, чтобы такое больше не повторилось. А кто был прав, кто виноват… Имена их — бог весть…

А.Коваленя: Мне кажется, мы несколько упрощенно подходим к этим трагическим событиям нашей истории. Давайте не забывать, что в 1917–м произошел слом прежней модели развития, появилась новая социально–экономическая система. У новой власти были противники, и, естественно, она должна была защищать себя. Я сейчас не говорю о том, правильно или неправильно она тогда это делала. Произошедшая революция защищала свои интересы. Я как историк не помню ни одного партийного решения об осуществлении репрессий против того или иного народа. Борьбу вели против саботажников, противников советской власти. Но на местах, как это часто бывает, понимали эти решения и претворяли их в жизнь каждый по–своему. Поэтому надо смотреть в корень: а были ли социально–экономические предпосылки для того страшного явления, которое имело место в 1920 — 1930–е годы?

В.Адамушко: Согласен. Но мы не должны концентрировать свое внимание только на 1937 годе. Сегодня в Беларуси имеется более 10 тысяч архивно–следственных дел на лиц, осужденных в 1917 — 1929 годах. Это были явные политические чистки, направленные, конечно же, не против белорусов как этнической группы. Да, большевики взяли власть и всячески ее защищали. И ситуация в Белоруссии отражала общую политическую картину в СССР того времени. В 1931 — 1933 годах к уголовной ответственности по политическим мотивам привлекли людей никак не меньше, чем в 1937–м. В марте 1930 года с территории БССР было выселено в отдаленные районы более 36 тысяч крестьянских семей. А в каждой семье на тот период было как минимум шесть человек. Вот и подсчитайте. Конечно, это масштабная трагедия для всего белорусского народа.

Как человек, изучавший по первоисточникам эту тему с 1990 года, хочу не согласиться с Игорем Николаевичем (Кузнецовым) по поводу изучения этого вопроса в Беларуси. Собираясь на этот «круглый стол», я провел мониторинг в Национальном архиве и посмотрел, кто работал по этой теме. Кроме покойного профессора Платонова, вашего покорного слуги и еще двух–трех человек, там никто в последние годы не был. А материалы в этом архиве, поверьте, не менее интересные, чем в архивах спецслужб. Идите, изучайте. Но прежде чем критиковать эти источники, с ними надо познакомиться.

П.Якубович: Коллеги, мы не занимаемся ни восхвалением, ни очернением компартии тех лет и никому не предъявляем счет. Ни Молотову, ни Пономаренко, ни Цанаве. Безусловно, революция должна была защищаться, у нее были враги, во Франции ждали команды целые дивизии из белогвардейцев, имелись агентурные сети разных государств и много чего другого. Но никуда не деться от того факта, что в 1937 году внесудебные органы (всевозможные «двойки», «тройки», особые совещания, спецсуды, трибуналы) необоснованно привлекли к ответственности огромное количество людей. В том числе минского писателя Кляшторного, витебского крестьянина Волохоновича, могилевского священника о. Ивана — десятки тысяч людей и отнюдь не «врагов»!

Добавлю, что все эти люди — все без исключения! — были впоследствии реабилитированы.

И.Сергеенко: Проблема политических репрессий, их причины, суть и последствия — это тема не одной исторической конференции. Я хотел бы привести одну из юридических трактовок термина «политическая репрессия». Это «необоснованное привлечение к уголовной ответственности за государственные, контрреволюционные преступления, а также ссылка, высылка, направление на спецпоселения граждан судебными или несудебными органами по политическим, социальным, национальным, религиозным и иным мотивам». Я не сводил бы все именно к 1937 году. Это был пик репрессий. Но обращаю внимание, что впоследствии ЦК КПСС принимал решение о реабилитации жертв политических репрессий 1920 — 1980–х годов. Начало репрессий приходится именно на 1920–е годы. Здесь можно говорить и о внутрипартийной борьбе, и борьбе за власть, и о подготовке к будущей и неминуемой войне. Это и троцкистский блок, и правый уклон, «Шахтинское дело» и дело «Промпартии», и раскулачивание. Проблема, как видится, совершенно не трактуется однозначно и упрощенно.

Современная наука говорит: идеологической основой политических репрессий был тезис Сталина, что по мере строительства социализма классовая борьба обостряется. Хотел бы привести некоторые цифры касательно архивов Комитета госбезопасности. Понятно, что в годы Великой Отечественной войны часть архивов была уничтожена, но эта часть совершенно незначительная. Поэтому сегодня, опираясь на фактические цифры, я могу сказать: по уголовным делам — судебным и несудебным способами — было репрессировано 235,5 тысячи человек. Это за весь период — с 1920–х по 1950–е годы. Это дела, находящиеся в Центральном архиве КГБ и архивах областных управлений, касающиеся и лишенных свободы, и расстрелянных. Из них 176 тысяч были реабилитированы. Что касается работы в наших архивах — все обращения историков, вузов, специализированных научных институтов мы рассматриваем и вопрос этот решаем. Другое дело, что, когда рассмотришь тысячи таких дел, — ничего, кроме боли и трагедии, почерпнуть из них не удается. Даже вдумчивый историк ничего, кроме Ф.И.О., кратчайшего формального допроса, решения «тройки» и факта последующей реабилитации, — ничего из этой тонкой папочки (некоторые я взял сюда и демонстрирую) нового не узнает. К сожалению.

П.Якубович: Игорь Петрович, а как вы относитесь к модному ныне тезису о том, что пик Большого террора — это следствие желания русских или евреев (которых действительно немало было тогда в органах) «помахать в БССР гильотиной». Мы уже говорили об этом, но все–таки были ли эти репрессии направлены исключительно против белорусов? Ведь это утверждение было очень популярным в оккупированной Белоруссии, тогда гитлеровцы специально настраивали один народ на другой. У Кубэ даже были целые структуры для этого, там служило немало коллаборационистов. Зачем же сейчас кое–кто будит демонов?

И.Сергеенко: Исходя из тех материалов, с которыми я знаком, тезис, о котором вы говорите, отвергаю! Никакого подхода по национальному признаку в репрессиях тех лет не было. И белорусы, и русские, и украинцы, и евреи, и поляки — словом, представители всех национальностей, проживавшие на территории Белорусской ССР, — все они по тем или иным основаниям подвергались необоснованным репрессиям. Исходить нужно из этого!

В.Адамушко: В начале 1930–х годов в нашей республике против представителей белорусской интеллигенции было начато дело так называемого «Саюза вызвалення Беларусi». Совершенно аналогичное дело, но именуемое «Спiлка визволення України», существовало в Украине. Такие же дела были в Грузии, республиках Средней Азии, в Азербайджане… Сталин одновременно по одной схеме наносил удары по советской интеллигенции. Что в Минске, что в Москве, что в Тбилиси.

В.Шадурский: Конечно, можно говорить, что многие тайны в истории еще сохраняются. Но мне кажется, что касательно репрессий мы уже сказали практически все. Можно говорить о мотивациях властей, о наличии части реальных врагов, о ситуации, когда закон становится жертвой «политической целесообразности». Но мы видим и то, что зачастую поиск реальных противников власти подменялся «назначением» врагов. Вот у нас были последовательно репрессированы три ректора БГУ, многие директора институтов Академии наук… Они–то какой вред пытались нанести стране?!

Л.Гуляко: Давайте эту теоретическую дискуссию приблизим к сегодняшнему дню. И к теме нашего «круглого стола». Безусловно, Куропаты — это место вне зависимости от того, кто там расстрелян и по каким мотивам, заслуживает увековечивания. Заслуживает признания. Другое дело, что в обществе есть небольшая группа, даже не срез общества, а именно группа, которая хотела бы эту тему «приватизировать». И сделать Куропаты «своим местом», в том числе и для противостояния власти. Тем не менее власть абсолютно ровно относится ко всем. Сужу по собственной профессиональной деятельности: более 10 лет я работаю с национальными меньшинствами (представители 141 национальности проживают в Республике Беларусь), и ни от кого из них за все это время не слышал темы Куропат. Это я к тому, чтобы мы своими разговорами не нарушили невзначай это равновесие. Все это очень тонкие темы…

П.Якубович: Ваша мысль, Леонид Павлович, понятна. Но, к сожалению, есть много дат, когда на Куропаты идут люди — раньше больше, теперь меньше, но все же идут — с нескрываемыми политическими целями, с соответствующей атрибутикой и т.д. И если мы будем закрывать на это глаза, то в решении данной проблемы мы не продвинемся. Куропаты так и останутся местом политических ристалищ. Разве это хорошо?

А.Коваленя: Наши разговоры о том времени порой создают впечатление, что наша страна в 1920 — 1930 — 1940–е годы только и занималась репрессиями, борьбой с кем–то и так далее. А кто писал доносы — например, на тех трех ректоров БГУ? В чем причина, что на одних ректоров доносы писали, а на других — нет? Да и вообще, только ли репрессии были в тот период? А международная ситуация какой была в тот период? Да и страна строилась, развивалась. Рождались дети, возводились новые заводы…

В.Шадурский: Безусловно, были и достижения. Но и закрывать глаза на безобразия мы не можем. Да и не всегда к ним приводили именно доносы — находившиеся под следствием подвергались нечеловеческим пыткам и порой оговаривали других. Ясно одно: репрессии ослабили страну. Они оказались вредными и для экономики, и для армии.

В.Адамушко: Опять мы отклоняемся от темы. Хочу поддержать Леонида Павловича: Куропаты должны стать местом, где гражданин, семью которого отметил рубец репрессий, мог бы поклониться там предкам, жертвенной памяти. Люди были бы рады такой возможности, а мы пока, к сожалению, не обеспечили их ею.

П.Якубович: Да, никакая самая благая цель не оправдывает даже одной невинной жертвы. Тем более когда речь идет о многих людях. Но историю, в том числе и период репрессий, надо изучать и будущим поколениям. Тем печальнее, что историки, со слов господина Адамушко, даже в архивы перестали ходить.

А.Коваленя: Не согласен. Если есть социальный заказ, имеется общественная востребованность той или иной проблемы — она поднимается.

П.Якубович: Я не разделяю тезис, что если тема «непроходная», то пусть лежит и тлеет. Любая общественно не обсужденная тема, чего бы она ни касалась, сродни спрятанной под ковер мине с часовым механизмом. Это не решение проблемы: она бахнет самым неожиданным образом, в ненужное время и в ненужном месте. Проблемы нельзя прятать под ковер. Поделюсь личной обидой. 7 лет назад в редакции «СБ» был проведен «круглый стол», на котором вопросы о Куропатах уже звучали, и достаточно резко. К дискуссии были приглашены историки, представители духовенства, уважаемая Майя Тодоровна Кляшторная (научный руководитель мемориальной зоны «Куропаты». — Ред.), дочь репрессированных родителей. На нем было много высказано, прозвучали интересные предложения, в т.ч. и к местной власти. Но все это как в воду утекло. Мы тогда обращались к Минскому облисполкому — надо благоустроить, облагородить Куропаты, взять их под охрану и т.д. Власть, к сожалению, не особо прислушалась. Не обратили внимания на «круглый стол» в «СБ» и те, кто регулярно ходит в Куропатах под политическими лозунгами. Не просто не обратили — даже оскорбились. Это, дескать, «наша тема», мы ее «выстрадали», как это «СБ» смеет ее вообще поднимать? Как будто бы Куропаты — не кладбище, а их личное поместье. К счастью, есть возможность обсудить это на другом уровне и с другими весьма уважаемыми экспертами. Наша задача — дать сильный месседж общественности, что все прошлые или нынешние исторические шероховатости, недоразумения должны стесываться. Мы должны все больше и больше чувствовать ответственность за Беларусь, ощущать себя членами одной большой, но дружной семьи. И еще раз скажу о сигнале обществу, что никакие события, имеющие некий двусмысленный, амбивалентный характер, не должны трактоваться в угоду нашим сиюминутным политическим предпочтениям и объективному осмыслению истории. Главное другое: белорусский народ един, страна у нас одна на всех и мы должны ради ныне живущих не допустить того плохого, что было. И говорить об этом следует вслух и безо всякой боязни!

А потому давайте перейдем к следующему вопросу. Мы — независимая страна, в юридическом смысле не являемся официальным преемником Советского Союза. Тем не менее нечто благое, универсальное, хорошее и гуманное из СССР мы перенимаем и развиваем. Но некоторые моменты нашей общей когда–то истории решительно отметаем. Политические репрессии прежде всего в ряду таких неприемлемых для современной Беларуси эксцессов. Ни сегодняшнее руководство Республики Беларусь, ни ее граждане, ни нынешние органы государственной безопасности решительно не имеют никакого отношения к произволу и трагедиям тех лет. Когда мы это поймем, то закончатся неконструктивные порой споры вокруг того, кто прав из убитых, а кто не прав? И тогда будет обеспечен общественный консенсус. А для этого в стране должно быть увековечено особое памятное, мистическое место. Не то, где кто–то получит возможность погорланить, побегать и установить отдельно взятый крест (для себя), а — место всенародной скорби и благородной памяти. Сделать его памятным мемориалом или выбрать иной формат — думаю, большая доброжелательная общественная дискуссия выкристаллизует оптимальное решение этого вопроса. Но пока, разумеется, дело не в названии и даже не в форме. Дело в принципе. Прошу высказываться.

А.Коваленя: Хочу поддержать эту мысль. Думаю, все согласны с тем, что Куропаты — это национальная трагедия. Но нам пытаются навязать другую мысль: Куропаты — это символ белорусского народа. Куропаты таким символом никогда быть не могут! Кладбище не может быть символом народа. Если мы пойдем по этому пути, это приведет нас к разделению общества. Поэтому мне кажется правильной идея сделать из Куропат объединяющий символ — поставить там знак или каплицу, которые бы в художественной форме показывали всю трагедию, пережитую белорусским народом в 1930 — 1940–е годы. Для этого возможности у государства и общества есть. Думаю, мы должны объединить усилия наших политических партий, которые могут стоять на разных платформах, но согласны сделать из Куропат символ трагедии, которую нельзя допустить впредь. Куропаты должны стать назиданием будущим поколениям. Может быть, стоит объявить конкурс, особенно среди творческой молодежи, на выработку такого символа национального согласия и скорби. Чтобы каждый смог прийти в Куропаты и зажечь там свечу. А может, даже прощения попросить перед памятью тех, кто отдал свои жизни в те времена.

И.Кузнецов: В увековечивании памяти погибших в Куропатах мы отстаем ровно на 28 лет. 18 января 2017 года именно столько лет исполнилось с момента принятия постановления Совета Министров БССР об увековечении памяти жертв политических репрессий в лесном массиве Куропаты.

П.Якубович: Для этого мы и собрались — послать власти и обществу четкий сигнал. Давайте выведем Куропаты из чьего–то конфессионального или политического интереса! Давайте ликвидируем институт самозваных «директоров кладбищ»! И сделаем для всех местом поклонения и скорби.

А.Коваленя: Знаковым местом, которое не разделяло бы общество, а консолидировало его!

В.Адамушко: Подчас у нас и в других вопросах есть подобные пробелы. Вот мы и собрались, чтобы сделать то, что три десятилетия назад не было исполнено. И, может быть, для окончательной разрядки противоречий вокруг этой темы в самом деле стоит на каком–либо уровне попросить у невинных жертв прощения за произошедшее. Мы не виноваты в том, но мы потомки тех, кто это сделал. А Куропаты вполне могут стать символом политических репрессий и местом для покаяния за них. Нам такое место нужно!

П.Якубович: Вот Александр Александрович (Коваленя) сказал очень концентрированно, для чего это нужно. Маленькая ремарка. К сожалению, мы как–то сильно приотстали от многих постсоветских стран. В Казахстане есть огромный комплекс, в России, в Украине есть. В Кыргызстане, Литве, Латвии. И даже из этих соображений нам не следует больше выслушивать разговоры о том, что «надо, мол, еще подождать».

В.Шадурский: Наша память должна быть обращена в будущее. Мы понимаем: для того чтобы наша страна укреплялась, развивалась, у нас есть богатая история, которой мы имеем полное право гордиться. Но мы видим, что обращение к истории порой является каким–то разделяющим фактором. И это, конечно, надо преодолеть. Безусловно, требует обсуждения статус этого памятного знака. Возможно, он будет связан с Национальным историческим музеем. Молодежь, студенчество, БГУ, например, могут взять шефство над этим местом, помочь обустроить. Хорошо, если памятник будет строиться отчасти на народные деньги.

П.Якубович: Я хотел бы Леониду Павловичу Гуляко задать вопрос. Леонид Павлович, как вы считаете, может ли какая–либо конфессия, политическая группа «приватизировать» Куропаты? Могут ли быть такие вот «душеприказчики» у Куропат?

Л.Гуляко: Вы знаете, конечно, можно провести такую линию, создать такое мнение. Но этим мы больше породим негатива. Я хочу продолжить мысль, которая уже прозвучала у Виктора Геннадьевича Шадурского. Думаю, было бы правильно в контексте нашей дискуссии все же выйти на Министерство образования, может, с помощью Академии наук, чтобы в исторических учебниках эта тема нашла разумное преломление. Ведь нет сегодня в учебниках подачи этой темы так, чтобы молодой человек мог прочитать и определиться для себя.

П.Якубович: Коллеги, вы знаете отношение политического руководства страны к учебникам в целом. Есть большое неудовлетворение. Безусловно, и тема репрессий должна раскрываться не какими–то дежурными фразами и соответствовать какой–то конъюнктуре. Я изучал разные учебники за последние 20 лет. Там нередко все зависит от какой–то конъюнктуры. 

И.Кузнецов: Позвольте одну реплику по поводу учебников. Процитирую по памяти из учебника 2014 года, допущенного тогдашним Министерством образования. Цитата: «Ряд исследователей приводит завышенные цифры репрессий, и делается это с одной целью: для дискредитации мировой системы социализма». Учебник 2014 года! 25 лет нет уже «мировой системы социализма», а мы все ее мусолим для школьников…

П.Якубович: Президент постоянно говорит, что некоторые университетские преподаватели выходят на лекции с желтыми от старости конспектами. Вот вы говорите о том, что в новых учебниках написано о какой–то «системе социализма». Это потому, что их писали те люди, о которых говорит Президент.

И.Сергеенко: Уважаемые коллеги, я разделяю прозвучавшее здесь мнение, что история не должна разъединять, а должна объединять. Сегодня ни у кого не вызывает сомнения то, что в Куропатах лежат люди, которые были безвинно, незаконно расстреляны в 1930 — 1940–е годы. То, что мы обсуждаем это сегодня и выходим на конкретные предложения, говорит о следующем: с этой темы необходимо снять искусственную политизированность, которая никогда ни к чему хорошему не приводила. Сегодня о Куропатах можно говорить как о большом кладбище национального масштаба, где покоятся такие же люди, которые погибали и в Бобруйске, Борисове, Витебске, Гомеле, Могилеве, Мозыре, Орше, Полоцке, Слуцке, Червене. В изученных делах указывается 11 таких мест. Создавая памятный знак, мы отдадим дань памяти всем погибшим, независимо от того, где это произошло.

П.Якубович: Я хочу подчеркнуть два момента. Игорь Николаевич (Кузнецов) прав, что молодежь нужно готовить к правильному, комплексному пониманию таких жестких процессов прошлого, однозначного трактования которым нет. Посмотрите, что сделала в Москве организация «Мемориал». Опубликовала список всех сотрудников НКВД за определенный период. Не готовая к размышлениям, но ретивая российская публика быстро оживилась: вот, мол, дан список «палачей», ату их! И тут же у нас: когда в Беларуси будут опубликованы такие списки? Мы тоже хотим знать имена, фамилии внуков и правнуков! Спрашивается, а зачем? Для «святой мести»? Но чем перед вами, господа, провинились чьи–то правнуки?

С невежеством нужно бороться. А еще больше нужно бороться с воинствующим невежеством. Ведь «Мемориалом» был опубликован обычный списочный состав органов госбезопасности на тот период. Там были загранразведчики, там были военные медики, оперативные работники, сотрудники ЗАГСов, паспортных служб, пограничники и пожарная охрана, и кого там только не было. Поэтому с подходами воинствующего невежества, мол, давайте опубликуем, обнародуем списки «палачей», чтобы морально линчевать их правнуков, не есть хорошая идея. Не будем забывать также, что немалое количество людей невинно пострадало от миллионов доносов, которые писали на них «активисты» тех лет — милейшие соседи, тихие сослуживцы, «сознательные» родственники. И в городах, и в селах. Так что приготовьтесь, сегодняшние «активисты», увидеть в извлеченных архивах «сигналы» ваших бабушек и дедушек, которые порой не знали, что творили, когда искренне сообщали куда следует о соседе, что тот любит рассказывать политические анекдоты.

И.Кузнецов: Есть конкретное предложение для Игоря Петровича Сергеенко. Почему бы нам не создать из историков, из специалистов Комитета государственной безопасности рабочую группу для изучения этих процессов?

П.Якубович: Вернусь к тому, что сказал Владимир Иванович (Адамушко). Я не совсем согласен с прозвучавшим словом «покаяние». Уже не то время. Но за что и перед кем каяться мне, вам, миллионам белорусов? Нельзя трагедию превращать в театральную постановку! Это нужно делать серьезно и без эмоциональных излишеств. Я хотел бы услышать мнение каждого участника: что конкретно необходимо сделать, чтобы место Куропаты стало действительно памятным комплексом, Пантеоном, мемориалом всебелорусской скорби и памяти?

А.Коваленя: Прежде всего, должно быть общественное признание, что в Куропатах произошла огромная трагедия. Необходимо донести до всего общества суть той боли и трагедии, которая имела место быть в 1930–е годы. Это позволит сблизить разнополярные оценки, которые имеются сегодня. Одновременно надо поставить вопрос о сооружении памятного знака, объявить конкурс на его проект, желательно с участием нашей творческой молодежи, простых людей, а не только именитых скульпторов и архитекторов.

Л.Гуляко: Конечно, речь надо вести о создании памятного знака. Может, стоит выдвинуть инициативу о совместном участии государства и общественности? Пусть люди внесут хотя бы один процент стоимости, но это будет действительно народный проект.

И.Кузнецов: 22 февраля в Минске открылась выставка по Куропатам. Там уже представлены макеты. То есть начало общественного конкурса, по сути, уже есть. Надо поднять его на уровень государственный. Давайте создадим комиссию из представителей власти, ученых и определимся, какие вопросы надо решить.

В.Адамушко: Очень поддерживаю то, о чем сказал Леонид Павлович. Это должен быть государственно–общественный проект. А координацию поручить Мингорисполкому. Все–таки это его территория. Если этим не будет заниматься государственная структура, дело не пойдет.

В.Шадурский: Это, конечно, должен быть народный памятник, построенный и на государственные, и на народные средства. Разумеется, мы не должны делать упор на какие–то религиозные конфессии, на определенные этносы. Это должен быть общечеловеческий, гуманистический мемориал. И здесь я разделил бы два момента. Первое — сам мемориал. Второе — продолжение изучения судеб людей. Эту работу надо отдать профессиональным историкам.

И.Сергеенко: Этот памятный знак должен быть объединяющим, а не отражающим интересы определенной нации, конфессии или политической группы. В перспективе это может быть и филиалом нашего Национального исторического музея. Шефство может взять и Белгосуниверситет. А в дальнейшем, конечно, надо продолжить исследовательские работы. Здесь отмечу, что Комитетом государственной безопасности по собственной инициативе проведен большой комплекс работ по изучению всех архивных материалов. И тех, которые хранятся у нас, и тех, что в Национальном архиве. Дополнительно изучено рассматривавшееся в 1988 году органами прокуратуры БССР уголовное дело.

А.Коваленя: А пока будет идти общественное обсуждение, пожалуй, стоит уже этой весной объявить субботник и просто очень по–человечески навести в Куропатах порядок. Пусть придут разные молодежные организации, политические партии и вместе сделают это.

П.Якубович: Уважаемые коллеги, мы начинаем серьезное дело. Это первый шаг. Но «пережимать» в этом вопросе не следует. Все должно быть взвешенно и продуманно. С вашего позволения, я систематизирую прозвучавшие предложения. Мы организуем широкое информирование общественности. Далее, мне кажется, нужно объявить благотворительную акцию по сбору средств. Следующий шаг — подключить как можно больше желающих к разработке проекта памятного знака. Решение должно быть нестандартным, современным. Показывающим, что мы из XXI века склоняем головы перед памятью жертв, перед невинно убиенными. Поэтому должны быть максимально широкий конкурс, публичное обсуждение идей, чтобы как можно больше людей высказало свое мнение. Работы много: от школьных сочинений на тему трагедии до глубоких научных конференций, появления новых книг, кинофильмов. А в вопросе благоустройства необходимо подключиться и власти, и госорганам. Если мы будем полагаться только на какого–нибудь политически ангажированного мыслителя, мы ничего не добьемся. И мы, все СМИ страны, должны донести до общества, до молодежи главную мысль: как бы ни было сложно, нужно отбросить все лишнее и уже весной под эгидой горисполкома или другой организации, с участием и БРСМ, и «молодофронтовцев», и других молодежных организаций, все желающие должны появиться в Куропатах с инструментом и прибрать кладбище, как это заведено христианскими и вообще людскими обычаями. И, конечно, это место в перспективе должно стать туристическим объектом. С содержательными экскурсиями, квалифицированными гидами. Здесь можно будет проводить торжественные ритуалы. Не топтать ногами истлевшие кости, что сейчас делают некоторые организации, считая это «личной территорией», а проводить действительно глубокие, общественно важные ритуалы. Например, на Деды, Радоницу. Там могут проводиться совместные молебны духовенства за государство, белорусский народ.

Я как редактор буду обращаться на высокий политический уровень, в руководство Администрации Президента, чтобы идеи, высказанные за нашим «круглым столом», были поддержаны и власть взяла их под свою опеку. И открытие этого памятного знака должно пройти на высоком государственном уровне. Параллельно, конечно, надо создать и комфортные условия для историков, чтобы они могли продолжать свою работу.

Очень важно, чтобы эти инициативы не стали лишь темой газетной публикации, после которой о ней можно забыть.

Всем спасибо!

sb.by