Так уж мы созданы, тянет нас непонятная сила туда, где прошло детство. Где начал осознавать себя в этом огромном, сложном, но интересном мире. Где остались навсегда радости и огорчения, родные и близкие.

Родился я в городе Жлобин. В военные годы попал в фашистские концлагеря в Германии. А после семья возвратилась в Жлобин, где от нашего дома остался только фундамент. Решили уехать в деревню, на родину отца, поближе к земле-кормилице. Сначала семья ютилась в каком-то сарае, при наступлении холодов нас пустили в сени, где было гораздо теплее. Благо в деревне было очень много близких родственников. Отец, несмотря на свой немолодой возраст и здоровье, которое подкосили сталинские, а потом и фашистские концлагеря, работал в колхозе днем и ночью. Днем на колхозных полях, ночью – сторожил на лугах колхозных коней. Наконец удалось скопить немного денег, чтобы купить колхозную баню на берегу реки Ола (левый приток Березины). Постелил пол, сложил печь (отец был прекрасным печником), на которой я потом проводил долгие зимние вечера. Когда заканчивали крышу, его зацепило бревном. От этой травмы он уже не оправился. И остались мы без отца.

Спасало то, что при возвращении из Германии, на развалинах какого-то дома, подобрали ручную швейную машинку «Зингер». Вот мама и обшивала на ней всю округу. Рассчитывались кто чем мог. В основном продуктами или помощью по многочисленным хозяйским работам. Вскоре мои сестрички уехали на учебу в город. И остались мы с мамой вдвоем. Пришлось с детства познать нелегкий крестьянский труд, как-то выживать. Так вот прошло мое детство в перестроенной колхозной бане в нескольких метрах от реки. Весной, когда река разливалась, из дома выйти было весьма сложно.

Вскоре старшая сестра забрала нас в город Лепель. Маме все сложнее было справляться с проблемами, а моя детская помощь ей была еще недостаточной. Пролетели годы, я окончил школу, институт и аспирантуру. Не стало и мамы. Постоянно тянуло в родную деревню, где прошло босоногое детство, остались мои мечты и чаяния.

И вот пришлось оторваться от своих повседневных забот и я, наконец, в своих родных местах, на малой родине. После посещения могилы брата меня потянула неведомая сила туда, где ранее стояла наша баня. По вине новых жильцов она сгорела.

Иду к реке, а ее уже нет. Остались затоки, где ранее были глубокие рыбные места, и женщины бросали, от греха подальше, оставшееся после войны оружие. Реку спрямили, сделали из нее канал. Бывшие ранее ее высокие красивые берега стали более пологими, поросли кустарником и мелкими деревьями. Я долго ходил среди этих зарослей, пытаясь найти место бывшего моего дома. И вот, наконец, я увидел куст сирени, который рос у нас под окном. У меня в сознании все перевернулось… Я сел под кустом, вспоминая такое непростое детство, родных и близких, которые дарили мне все, что могли. Казалось, что куст обрадовался и вместе со мной разделяет мои воспоминания. Слезы невольно накатились на глаза…

Сверху раздались крики, меня звали. Надо было уезжать, и я попрощался со своим кустом сирени. Идет время, но постоянно тянет меня непреодолимая сила на то место, где раньше стояла наша баня, баня моего отца, и где ждет меня куст сирени…

Владимир Парахневич, малолетний узник